По пути назад, на корабль, они задержались на полчаса, чтобы осмотреть еще один величественный храм Луксора, где злосчастный Рамзес II, этот дуче древних династий, прославляется в каждом уголке, в каждой гранитной нише, ad nauseum 357 . Потом их на час отпустили – побродить на свободе. Ассад снабдил их адресом «единственного честного продавца антиквариата» в Луксоре, некоего мистера Абдуллама, и Джейн с Дэном отправились в город – разыскивать его лавку. Они натыкались на антикварные лавки чуть ли не за каждым углом, да и на улицах их осаждали торговцы. Какой-то человек на велосипеде следовал за ними, суя им какой-то предмет, завернутый в газету, точно так, как это делали жулики-спекулянты в сороковых годах; предмет оказался мумифицированной ступней ужасающего вида, странно перекрученной и покрытой пергаментной кожей черного, желтого и коричневатого цветов, как на картинах Бэкона 358 .
– Спасибо, не сегодня.
Продавец настаивал с каким-то волчьим нетерпением:
– Она правилный, правилный.
– Не сомневаюсь.
– Леди!
Отвратительный предмет сунули под нос Джейн; она подняла руки и затрясла головой. Продавец еще некоторое время преследовал их, потом отвлекся – перехватить французскую пару, шедшую позади. Через минуту послышался гневный галльский возглас.
– Что он сказал?
– Oh toi, tu m'emmerdes. Отстань, ты мне надоел.
– Мне кажется, эти лягушатники гораздо лучше управляются с аборигенами, чем мы.
– Потому что француз – это не просто национальность, это мироощущение, состояние ума. Я слышала, что сказала одна из них в Карнаке. Удивленным тоном она произнесла, обращаясь к приятельнице: «И у a des abeilles. У них пчелы есть». Потом добавила: «Я и мух видела». Понимаешь, даже насекомые не могут реально существовать до тех пор, пока их присутствие не обозначено единственным в мире реальным языком.
– Жаль, я его не знаю.
– Не думаю, что ты много теряешь. Мне они кажутся просто сборищем перезрелых деголлевских нуворишей.
– Да?
– На самом деле лучше бы, чтоб мы с тобой знали немецкий. Кажется, их экскурсовод – профессиональный египтолог.
– Я знаю. Старикан кажется человеком весьма ученым.
Они наконец нашли нужную им лавку и, войдя, обнаружили, что их опередили: немецкая группа раньше их закончила осмотр двух святилищ, и теперь в дальнем конце узкого помещения, уставленного по стенам стеклянными витринами, сидел – вот уж легок на помине! – «ученый старикан», оживленно беседующий с горбоносым и еще более старым хозяином. Перед стариками стояли две крохотные кофейные чашечки. Заметив Джейн и Дэна, хозяин сразу же поднялся им навстречу и обратился к ним на ломаном английском. Их интересует антиквариат? Они хотят что-нибудь купить? Дэн сказал, что они хотят немного посмотреть, и добавил, что этот магазин рекомендовал им Ассад. Продавец почтительно склонил голову, хотя Дэн заподозрил, что это имя (или то, как он его произнес) ничего старику не говорило. Их интересуют скарабеи 359 , бусы, статуэтки? Он был, пожалуй, чуть слишком навязчив.
– Если можно, мы только посмотрим. И пожалуйста… – Тут Дэн указал рукой в глубь лавки.
Но сидевший там человек поднял руку, как бы в знак вежливого протеста:
– Я здесь как друг, не как покупатель.
Они заулыбались – вот так сюрприз! – «старикан» говорил по-английски почти без акцента. Он был худощав, пепельно-седые волосы реденькой прядью спускались на лоб, подбородок украшала совершенно белая, аккуратно подстриженная вандейковская (а может быть, ульбрихтовская?) бородка. Лицо было живым и чуть властным, но высокомерия в нем не было, лишь едва заметная настороженность. Рядом, у стула, стояла трость. Дэн видел, что в Карнаке ученый использовал ее как указку. Мистер Абдуллам принялся доставать подносы со скарабеями и бусами, и Дэн с Джейн задержались у прилавка, несколько смущенные оказанным им вниманием и бдительным взглядом старого хозяина. Джейн взяла несколько ниток понравившихся ей бус – крохотные, цвета морской волны диски перемежались сердоликами – и спросила, откуда они.
– Из захоронений.
– Да, конечно, но из каких именно?
Этот вопрос, казалось, привел хозяина в замешательство; он повернулся к своему гостю и спросил что-то по-арабски; тот заговорил снова:
– Бусы эти – из разных мест, мадам. А нанизывает их сам хозяин. Они действительно древние, но археологической ценности не имеют.
– Понимаю. Спасибо вам, – сказала Джейн.
Мистер Абдуллам достал ключ и отпер неглубокий ящичек под прилавком. Ящичек был наполнен рассыпными бусами, происхождение которых было лучше известно, но и цена оказалась много выше; оракул в заднем углу лавки теперь молчал, и они не знали, то ли цены много ниже, чем реальная стоимость бус, то ли неизмеримо выше. Они вернулись к уже нанизанным бусам, их цены, по-видимому, варьировались от трех до пяти фунтов. Джейн выбрала две нитки для своих дочерей и помогла Дэну подобрать бусы для Каро. Но он заметил, что грани двух сердоликов в нитке кажутся совсем недавно обточенными, и, повинуясь какому-то неясному чувству, подсказывавшему, что, имея дело с арабскими торговцами, необходимо хотя бы притвориться, что торгуешься, высказал свои сомнения. Немедленно из заднего угла послышался голос знатока. «Старикан» протянул руку:
– Можно я посмотрю?
Дэн подошел к нему с ожерельем, а старик достал из кармана маленькую линзу и бегло осмотрел сомнительные сердолики.
– Думаю, все нормально. – Он указал на грани. – Эти вот, потертые, так выглядят, потому что они не прямо из земли. Их носили деревенские женщины.
– Вот оно что.
Джейн подошла к Дэну и сказала:
– Я думаю, они от этого только лучше. Оттого, что их так долго носили.
Обращалась она скорее к Дэну, чем к старому ученому, но тот ответил:
– От всей души согласен с вами, мадам. Без сомнения, они более человечны. – И старик возвратил ей бусы.
– Боюсь, мы совершенно ничего в этом не смыслим.
– А! Тогда разрешите мне кое-что вам показать. – Он обернулся к маленькому медному столику рядом с ним, на котором все еще стояли кофейные чашечки, и взял с него крупного, в дюйм, скарабея из необычного камня, по цвету похожего на сырое мясо с прожилками жира. – Его тоже носила какая-то женщина – как украшение, видите, какой он потертый. – Он вручил скарабея Джейн, она повертела камень в пальцах и передала Дэну, чтобы он тоже посмотрел. – И, видите, в нем просверлено отверстие, чтобы продеть нитку… столько поколений это украшение носили, видите, отверстие источилось и приняло форму воронки.
– О да, вижу, вижу. Совершенно необыкновенно.
– Это – скарабей редчайшего класса. Одиннадцатая династия 360 . Мне известны не более десятка подобных. – Ученый посмотрел в другой конец комнаты, где стоял хозяин. – Я только что сказал мистеру Абдулламу, что, на мой взгляд, скарабей подлинный. – Он слегка развел руками. – Через мои руки прошли тысячи скарабеев, мадам. Меня не так уж легко провести.
– И что же?
– Мистер Абдуллам только что объяснил мне, что этот скарабей был сделан старым мастером из соседней деревни. В прошлом году. Он сам наблюдал, как тот его вытачивал.
– Господи Боже мой!
Мудрый старик смотрел на них с улыбкой.
– Главное правило – чем скромнее вещь выглядит, тем больше шансов, что она подлинная. – Он взял скарабея и любовно водрузил его на место, подле кофейных чашек.
– Спасибо, что показали нам, – пробормотала Джейн.
Он развел руками: мол, это и мне доставило удовольствие.
– Caveat emptor? 361 Да? Но нашему другу вполне можно доверять. Цену он запрашивает справедливую.
357
Ad nauseum – до тошноты (лат.).
358
Фрэнсис Бэкон (род. 1909) – английский художник, изображающий человеческие фигуры в ненатурально искривленных позах, с размытыми или стертыми лицами; его картины поражают неистовством цвета и необычайным драматизмом.
359
Скарабей – украшение, выточенное в виде жука, из кости или камня, часто с надписями на гладкой стороне (названо по имени жука, считающегося у египтян священным).
360
Одиннадцатая династия фараонов правила в Древнем Египте во II тысячелетии до п. э.
361
Caveat emptor? – Будь бдителен, покупатель? (лат.)