Не быть конформистом… любой ценой, только не быть конформистом: вот почему непонятным и неверным, скорее биологически, чем политически, было решение Джейн обратиться к марксизму.

Началась последняя часть, правда, Дэн перестал слышать музыку, разве что подсознательно… да и вообще ничего не слышал. И вдруг до него донесся голос Фиби: опять телефон. Он взглянул на часы; это мог быть заказанный им разговор с Калифорнией… но до этого разговора оставался еще целый час; а Фиби, увидев его, сказала – это миссис Мэллори. Спустившись вниз, он помешкал немного, набрал в легкие воздуха и сказал:

– Привет, Джейн. Нормально доехала?

– Да, Дэн. Спасибо. – И, чуть поколебавшись, спросила: – Я так понимаю, что Роз успела с тобой поговорить?

– Она говорит, теперь нас трое против одного.

– Я чувствую, что стала жертвой грозного заговора.

– Не жертвой. Благополучателем. Так поедешь?

– Только если ты абсолютно уверен, что тебя не пугает самая мысль об этом.

– Тогда я не стал бы этого предлагать.

– Так ты уверен?

– Это будет чудесно. Уверен, тебе понравится.

– Тогда я с удовольствием поеду. Если можно.

– Вот теперь я чувствую, что и вправду прощен. Минута. Другая. Она ничего не говорит. Он ждет.

– Прощение ты получил много лет назад, Дэн.

– Ну хотя бы символически.

Он сразу же заговорил быстро, деловым тоном, о том, что из Луксора есть круиз по Нилу, который начинается в следующий четверг, и что он хотел бы попасть в Каир в тот же день. Она немного испугалась, будто такие далекие путешествия все еще требовали по-викториански тщательной подготовки. Но Дэн заверил ее, что все билеты будут заказаны, что эти круизы вовсе не светского характера и не требуют какой-то особенно модной одежды. Если она сможет попасть в Лондон в понедельник, они займутся визами. Он ожидал, что она снова испугается – не слишком ли дорого все получится, но, странным образом, она об этом даже не спросила… а может быть, уже выяснила детали в каком-нибудь местном туристическом агентстве и пришла к выводу, что может позволить себе такие траты.

– Ты должен сказать мне, кому заплатить,

– Мы все это обсудим в понедельник. В конторе могут и не знать, все оплачивает студия. Так что не беспокойся.

– Я хочу сама оплатить свою часть расходов.

– Разумеется. Мы едем вскладчину. Это же кинобизнес. За все всегда расплачиваешься потом. И буквально и фигурально.

По молчанию на том конце провода он почувствовал – это ей не понравилось: ведь ей не дозволено даже расплатиться на месте за собственное дурное поведение. Но в конце концов выяснилось, что причина молчания была более невинной.

– Я чувствую себя как ребенок, которому предложили совершенно неожиданное угощение. Не в силах поверить в это.

– Ну там ведь полным-полно старых, всем надоевших фараонов. Тебе еще будет противно.

– Надо взять книгу, почитать про все это.

Дэн сказал, что ей не нужно покупать путеводитель, у него в Лондоне сохранился тот, которым он сам когда-то пользовался. Они еще минуту поговорили о том, что следует сделать. Джейн снова поблагодарила его – за предложение и за ночевку – и повесила трубку.

Он прошел в гостиную, налил себе немного виски. Жребий брошен, и очень скоро ему предстоит разговаривать с Дженни и принимать собственное решение. Говорить ей пока не обязательно. Но в искусстве обманывать Дэн был далеко не новичок. Чем дольше ты откладываешь, тем труднее потом оправдываться. Он стоял и смотрел в глаза епископу. Потом принялся репетировать.

Заказанный разговор дали вовремя, раньше, чем ему хотелось бы. Дженни только что встала и была в восторге: звонка она не ждала.

– Прости меня, пожалуйста, за вчерашнее. Я больше не буду.

– Выкини чертово зелье в уборную и спусти воду.

– Хорошо. Обещаю.

– Откуда ты взяла эту дрянь?

– У одного человека. На студии.

Он почувствовал – она лжет, хотя не мог бы сказать, почему у него возникло такое подозрение; просто в иных обстоятельствах он заставил бы ее побольше рассказать об этом «одном человеке».

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. Выкарабкаюсь. Тем более ты позвонил. – И добавила: – Знаешь, может, тебе все-таки прочитать, что я там понаписала. Просто чтоб знать, какая я стерва.

Дэн почувствовал облегчение, словно шахматист, которому дали возможность увидеть хотя бы один безошибочный ход впереди.

– Через минуту ты узнаешь то же самое обо мне.

– Как это?

– У меня новости, Дженни. Я вчера хотел тебе сказать, но понял, что момент не очень-то подходящий. Я еду в Египет. На следующей неделе. Вернусь до твоего приезда.

– Ох, Дэн. Это подло.

– Мне во что бы то ни стало нужны новые идеи.

– Но ты ведь, кажется, говорил…

– Пришлось передумать. Сейчас сценарий читается как краткий курс истории страны. А надо, чтобы атмосфера была.

– А отложить нельзя?

– К сожалению.

– Там полно девиц, исполняющих танец живота. С лукавыми очами. Я тебе не доверяю.

– Со мной, возможно, будет дуэнья. Если это может служить утешением.

– Твоя дочь?

– Нет. Самая тяжкая семейная проблема момента. Ее тетка. Последовало недолгое молчание; потом – недоверчивое:

– Как, сестра твоей бывшей?

– Все совершенно с толку сбились, не зная, что с ней делать. Она в депрессии, совсем замкнулась в себе. А я возьми да и предложи это не подумав. Бог знает почему. Когда она здесь была. Доброе дело дня – что-то вроде того.

Новость явно обескуражила Дженни. Дэн ждал. Затем он снова услышал ее голос – холодный, сдержанный и отчего-то гораздо ближе, чем раньше.

– Мне казалось, вы почти не разговариваете друг с другом.

– Ну в данный момент здесь абсолютный мир и всепрощение.

– И что, она сказала «да»?

– Мы все пытаемся ее уговорить.

– А твоя бывшая одобряет?

– Дженни, мы говорим о совершенно растерявшейся женщине весьма средних лет. Она бы тебе понравилась, если бы ты познакомилась с ней. Ты бы ее пожалела. На самом деле это просто акт милосердия, и… тут есть кое-что еще.

– Что такое?

– Кэролайн. Она тяжко переживала нашу затянувшуюся вендетту. Пожалуй, мне хочется показать ей, что ее папочка в душе человек вполне приличный. Если иметь в виду кое-какие другие мои грехи.

– То есть – меня.

– В том числе.

– А как дела с ее заморочками?

– Насколько я понимаю, в следующие выходные они будут иметь место в Париже. Пока еще в разум не вошла. И говорить нечего.

– Жалко, у меня нет такого милого, вполне традиционного господина в качестве друга сердца. – Она поспешила продолжить, не дав Дэну ответить ей: – А она тебе нравится?

– Безумно. Потому я тебе и рассказываю об этом.

– Я серьезно.

– Она всегда нравилась мне как человек. В те дни, когда я ее хорошо знал. И только.

– Значит, это не просто акт милосердия.

– Она бы тебе понравилась. И ты бы ее пожалела.

– Все подлые мужики говорили так испокон веков.

– Но это правда. В данном случае.

– Я-то по крайней мере предала тебя только на бумаге. Ты для меня вовсе не мистер Найтли.

– Никогда не замахивался так высоко.

– Ты даже и не пытаешься.

– Потому что ты не Эмма.

– Всего лишь мыльная водичка.

– Это еще что?

– То, что остается, когда умывают руки. – Дэн молчал. – Я думаю, ты подонок уже потому, что меня не предупредил.

– Я вчера собирался. И это еще не точно.

– Ох, если бы я могла видеть твое лицо. – И вдруг сказала: – Ой Господи, шофер уже в дверь стучит. Не вешай трубку.

Минуту спустя она вернулась.

– Дэн?

– Ты опаздываешь?

– Нет, но должна ехать. Еще не одета. Ты завтра вечером позвонишь?

– Конечно.

– Ты способен так достать человека, что он на иглу сядет, знаешь ты это?

– Это калифорнийский стиль беседы. Не твой.

– А ей лучше бы сохранить те ее принципы в личных отношениях, о которых ты мне рассказывал.