Через две минуты Стив и я были у ворот дома Эйба и Милдред. К этому моменту мной уже владели подозрения, и я твердо Решила не дать ему даже возможности отказаться от предложения зайти и выпить напоследок. Как только машина остановилась, я поблагодарила его за проведенный вместе вечер и собралась выйти.

Он сказал:

– Дженни, одну минутку. Ты не поверишь, но я хочу сказать, что этот вечер доставил мне истинное наслаждение.

Я сказала:

– Мне тоже. И мне понравилась Кейт.

– Я, видно, не с той ноги пошел во время нашей первой встречи, верно?

Я сказала:

– Это не имеет значения. Может, даже пошло на пользу.

Я понимала, что разговариваю, как англичанка. Но все это было совершенно не нужно. В словах не было необходимости: в конце концов, последние недели нам вместе работалось все лучше и лучше. Он сидел, уставившись на руль машины. Есть некоторые ракурсы… эти его усы, волосы… вид обиженного Иисуса. Он играл, но мне стало его почему-то жаль. Я наклонилась, чмокнула его в висок и вышла из машины.

Когда я направилась к дому, я услышала, что он тоже вышел. На миг меня охватил ужас – вдруг он идет за мной. Смешно, как мы боимся протянуть другому не руку даже, хотя бы палец.

Я оглянулась: он стоял там, возле машины.

– Смотрю, как ты дойдешь до двери, – сказал он. – Местный обычай.

Конечно, я знаю, в Бель-Эре безопасно, и это было вовсе не нужно. Показная галантность. Но я почувствовала себя последней свиньей.

Назавтра, когда представился первый же случай поговорить, мы вернулись к тому, какой это был приятный вечер. Я понравилась Кейт, он знает, я ей понравилась. Это явно придавало мне достоинства в его глазах. Я снова повторила, что она мне тоже понравилась.

Вскоре я получила выходной, пока они там подтягивали кое-какие хвосты и снимали сцены с одним Стивом. Может, это он дал ей знать; во всяком случае, Кейт позвонила и пригласила меня на ленч, предложив потом пройтись по магазинам. Я очень разумно вела себя в отношении новой одежды, так что сочла, что могу позволить себе пуститься во все тяжкие. Родителей Кейт не было дома. Мы поплавали, позагорали, съели салат. Поговорили о Стиве. Хотя были какие-то черты, которые она в нем принимала безоговорочно, ведь это входило составной частью в стандартный образ калифорнийского молодого человека (я бы никак не могла эти черты принять, хоть и не сказала об этом ни слова), она вовсе не была по уши в него влюблена. Она сказала, они слишком хорошо друг друга знают, чтобы из этого что-нибудь вышло. «Вроде брака или серьезной прочной связи. Понимаешь, что я имею в виду?»

На самом деле я ничего не поняла. Предположила, что они раньше спали вместе, а теперь стали просто хорошими друзьями. Может, она просто дает мне зеленый свет и хочет знать, в том ли направлении я двигаюсь. Но она вовсе не прощупывала почву. Сказала, что догадывается, как трудно играть с ним, что он недостаточно владеет техникой, чтобы «отыгрывать назад», если не удалось установить контакт с партнером. А я сказала, что получается прекрасно, когда это ему удается. Все очень дипломатично.

Бассейн у них огромный, а дом – что-то потрясающее. И картины на стенах такие же. Кейт провела меня по всему дому; вид у нее был этакой юной аристократки, утомленной всем этим великолепием, без малейшего признака юмора, как это было бы с девушкой-англичанкой, ведущей гостью по родительской «антикварной лавке». Ока даже как-то стеснялась всего этого, будто полагала, что дома, в Англии, я жила в замке а la Сен-Симеон и ее дом впечатления на меня никакого не произведет. Наверное, неправильно говорить, как это сделала я в прошлый раз, что американцы все еще гонятся за мечтой, ведь некоторые уже успели ее догнать. Стив рассказал мне – потом, позже, – что прадед Кейт, ирландец родом, высадился на Эллис-Айленд с небольшим мешком в руке, в котором практически ничего не было. Что делает все это еще больше похожим на сказку. А выдержка у нее – тоже что-то потрясающее.

Она повезла меня по магазинам, в потрясное место в Санта-Монике. Одежда – как специально для меня. Удовольствия это мне доставило много больше, чем я ожидала, может, оттого, что в магазине ее знали и все наперебой старались нам угодить. Я всегда делаю вид, что презираю тряпки и не люблю их покупать, а на самом деле это вовсе не так. Кейт начинала мне все больше нравиться. Конечно, была какая-то дистанция между нами, она очень уж много распространялась об Англии, излагая свои туристские взгляды на нее, но как-то чувствовалось, что можно показать ей настоящую Англию и она поймет. У нее прелестные зеленоватые глаза, пристальный взгляд. Загар, о котором можно только мечтать. На год моложе, чем я. Немножко похожа на израильскую девушку-сабру 317 . Наследие матери-итальянки (к мафии – никакого отношения, утверждает она). Довольно миниатюрна, щечки-яблочки и чуть мальчишеская девичья фигурка. Длинные, очень темные волосы, почти черные. Может быть холодноватой, может – очень теплой, у нее красивый рот. Все это я пишу для тебя. Тебе она понравилась бы.

Спросила о тебе, очень тактично: собираешься ли ты сюда вернуться? Я сказала – не собираешься. И пошел общий треп об отношениях с мужчинами много старше нас. О браке, о работе, о Женском освободительном. Что-то такое у нее было с одним из преподавателей, когда она училась на втором курсе, она рассказывала довольно подробно, видимо, ожидая, что я отвечу ей тем же; но я не поддалась (все это происходило в так называемой английской чайной, в Санта-М.), и разговор закончился на том, что правил в этом отношении не существует, единственное, чего не следует делать, это – притворяться… она правда понравилась бы тебе, Дэн, хотя она просто типично калифорнийская бедная богатенькая девочка, на дюжину планет удаленная от нищей и ободранной Европы, пытающейся сводить концы с концами. Она освежающе аполитична. Не притворщица и относится точно как мы к студийным клакерам, рекламщикам и всякому такому. К жульнической игре, к которой здесь сводится погоня за успехом. Я обнаружила, что сто лет уже не болтала с девушкой, которая мне нравилась бы, смотрела бы на вещи, как я. Она была так открыта, откровенна, она ведь единственная дочь (у нее два брата, один учится в Йельском университете, другой работает у папочки, в нью-йоркской конторе)… говорила о том, что не так здесь, на Побережье… но все это ты можешь прочесть между строк.

Часов в шесть Кейт отвезла меня домой. Родители давали какой-то обед, и она должна присутствовать… я тоже могу, родители просто жаждут со мной познакомиться, но занудство будет ужасное. Так что – в другой раз. И десяти минут не прошло с моего возвращения в «Хижину», как зазвонил телефон. Стив. Концерт Ашкенази в центре города. У него два билета. Не хочу ли я воспользоваться одним из них? Казалось, это только что пришло ему в голову, и он ведь познакомил меня с Кейт, и я теперь знала (или думала, что знаю), как обстоят дела между ними и что я никак не вмешиваюсь в их отношения. А еще – я купила платье, которое следовало обновить. И не хотелось провести вечер в одиночестве. Мной овладело беспокойство. Лос-Анджелесская лихорадка. Притирайся или проваливай.

Но больше всего, подлый предатель, это было из-за тебя. Из-за того, что так рассердило меня пару дней назад. Интерьер в Топайте, Стиву всыпали по первое число. Это сработало, Билл был доволен, отвел меня в сторонку, чтобы сказать, как он рад. И я постаралась отдать Стиву должное – в конце концов, это его эпизод, и он выдал все, что знал и умел; так что я сказала Биллу что-то вроде того, как здорово у Стива получается, хоть он и не первый, выбранный на эту роль. Я увидела, как Билл на меня глянул, и поняла, что он напрочь об этом забыл. И сказала: вы же мне сами об этом говорили. Он шлепнул себя по лбу. И спросил: «Так Дэн тебе так и не признался?» Ну ладно, может, так и надо было – поначалу отнестись ко мне как к балованному ребенку, улещать, уговаривать. Но я после этого тебя просто возненавидела на несколько дней. Не могла даже заставить себя говорить об этом по телефону. И это не довод, если ты мне скажешь, что, спроси я тебя об этом напрямую, ты бы сказал. Если бы ты вел себя по-честному, ты бы сказал мне после того, как все между нами произошло. Я бы тогда поняла. Но теперь ощущение создалось такое, что ты сам используешь голливудские методы, которые, по твоим словам, так ненавидишь: глупых актрисуль надо водить за нос, не важно, что ты им наврешь, лишь бы лучше играли. Такое заставляет вообще во всем усомниться, это-то ты можешь понять?